Свекловичная доля. Интервью с Владимиром Пчёлкиным

– Какой урожай сахарной свеклы можно прогнозировать на этот год?

– Сложно дать однозначную оценку, поскольку коррективы вносит поздняя весна. Еще в апреле стало понятно, что все агротехнические работы сокращаются в среднем на десять дней. То есть мы из 160 дней, необходимых для выращивания свеклы, уже потеряли десять. В южных регионах посевная кампания уже стартовала, а центральная Россия еще только готовится к этому [по состоянию на 20-е числа апреля. – Примеч. ред.]. Например, Башкирия начинает сеять лишь в мае, и, таким образом, посевная у нас длится почти два месяца. В этой ситуации сложно говорить, какие площади будут засеяны, и тем более прогнозировать объем урожая. Пока могу сказать, что ни в центре, ни на юге наш холдинг точно не планирует сокращать посевы, а урожаи будут во многом зависеть от погодных условий.

– Кстати, о погодном факторе. Как вам удается сводить к минимуму «капризы природы»? Ведь в этом отношении ваш бизнес весьма уязвим в отличие от той же трейдерской деятельности, с которой вы начинали.

– Наши специалисты подключаются к всевозможным серверам, содержащим прогнозы погоды, которым можно доверять, www.weather.com, например. В том, чтобы делать свою метеостанцию, мы не видим смысла: лучше американских спутниковых прогнозов все равно ничего нет. Народ на местах, конечно, молится на каждый погожий день, ориентируется по ситуации. В ход идут и народные приметы, и новейшие интернет-технологии, о которых я упоминал, подписываются на рассылки местных метеостанций.

– Дорого обходятся эти услуги?

– По сравнению с финансовым оборотом предприятий это копейки. Я недавно смотрел бюджет одного из наших заводов. Так вот у него расходы на услуги метеостанции не превышают 3500 руб. в год. Но дело даже не в прогнозах. Наш опыт показывает, что нивелировать влияние погоды можно только высокими технологиями. Не менее важно правильно их соблюдать. Например, три основные операции сева – боронование, подготовка почвы и сам посев – должны пройти не более чем за семь дней, пока в почве достаточно влаги. Это один из самых напряженных моментов. Мало иметь хорошие семена и удобрения, нужно и необходимое количество исправной почвообрабатывающей техники.

– С 2001 года «Продимекс» не только закупает сахар, но и сам занимается сельским хозяйством: арендует земли, создает сельхозпредприятия и МТС, авансирует будущие урожаи и т. д.

– С 2001 года мы стали входить в уставные капиталы агрокомпаний, брать в аренду земли в Белгородской и Воронежской областях. А первые шаги были в 1999 году, когда мы создали МТС в Белгородской области, закупили для нее новые комбайны «Франц Кляйне» и пытались оказывать местным хозяйствам услуги по обработке земель. Но быстро убедились, что такой подход был изначально неправильным: невозможно получить с крестьянина какие бы то ни было деньги, если он работает по минимальной технологии и получает не больше 15 т/га сахарной свеклы. Ему просто нечем было платить за услуги по уборке.

– Не жалеете о решении вкладывать в агропроекты?

– Не жалеем и считаем, что выбрали правильную стратегию. Другое дело, что за эти годы мы многому научились на своих же ошибках. Одна из них заключалась в том, что изначально сделали ставку только на сахарную свеклу, мало что понимая в технологиях ее возделывания. Принимая многие решения, передоверялись привлеченным специалистам, которые оказались не во всем компетентны. Прошло несколько лет, прежде чем мы как инвесторы начали детально разбираться в специфике агропроизводства, потеряв до этого определенное количество денег. Но таков путь любого инвестора. Мы это рассматриваем не как убыток, а как инвестиции со сниженными темпами возврата. Первоначально хотели вернуть вложенное за пять лет, а сейчас видим, что реальная отдача будет где-то через семь-восемь лет.

Чтобы получать доходы в сельском хозяйстве, нужно контролировать всю технологическую цепочку, а не просто давать технику или покупать семена. В 2001 году у нас в аренде было около 100 тыс. га сельхозземель, расположенных в свеклосеющих зонах вокруг принадлежащих холдингу заводов. Это позволило создать свою сырьевую базу, влиять на качество сырья и снизить зависимость от его «сторонних» поставок.

– А сейчас у вас много земли, в том числе собственной?

– В собственность практически ничего не выкупаем, потому что в действующем законодательстве нет четкого механизма скупки земель. Пока он отсутствует, мы не будем этим заниматься. Нет и длинных, лет на 15, заемных денег, с которыми еще можно было бы идти в земельные проекты. На российском рынке вообще нет кредитов, по срокам возврата превышающих пять лет. Поэтому сейчас угодья, как и несколько лет назад, в основном арендованные. Наша практика показывает, что локальный агропроект имеет законченную структуру, когда контролируется 15–20 тыс. га посевных площадей вокруг каждого завода. Всего у холдинга около 140 тыс. га земель в аренде.

– Сколько собственной свеклы перерабатывают ваши заводы? Кроме «сторонних» поставок, о которых вы говорите, есть еще импортный сырец, тем более что изначально ваш холдинг – сахарный трейдер.

– В прошлом году заводы «Продимекса» переработали 3,5 млн т свеклы. Собственной свеклы было сдано около 20%, или 650 тыс. т. В перспективе мы планируем увеличить этот показатель до 35–40%. Постоянно растет доля свекловичного сахара в годовом объеме продаж: сейчас эта цифра примерно 40%, а в 1999 году она была 5%. Остальное – сырец. В ближайшие два года мы доведем соотношение свекольной и сырцовой составляющих до 50 процентов каждая.

– А какое соотношение вы считаете оптимальным?

– Конкретное соотношение назвать сложно: это зависит от величины урожая, цен на сырье и массы прочих факторов. Во всяком случае чем больше будет свекловичная доля, тем эффективнее станет работать холдинг.

– Даже если импортный сырец и готовая продукция намного дешевле своей свеклы и сахара?

– Это зависит от того, есть ли долгосрочная государственная защитная политика в отношении отрасли, в том числе от того, какая существует поддержка по пошлинам. До 2004 года шло формирование такой политики, поэтому мы не вкладывали больших средств в развитие и модернизацию сахарных заводов. Сейчас она определена: есть комбинированная пошлина на импорт, привязанная к котировкам цен на сахар-сырец на Нью-Йоркской бирже. Благодаря этому механизму цена импортного белого сахара колеблется в пределах $480–520/т. Другими словами, мы имеем гарантию, что цены в ближайшие 10–15 лет не опустятся ниже $480/т. Эта мера согласована с нормами и требованиями ВТО, так что не вызовет нареканий при будущем вступлении [России в эту организацию]. Помешать стабильному развитию отрасли может только непринятие мер по все возрастающему импорту сахара из стран СНГ. Но мы и наши коллеги надеемся договориться с правительством о том, чтобы подход к защите отрасли был комплексным.

– Каким образом?

– Как обычно: есть Союз сахаропроизводителей, который обосновывает позицию участников рынка и отстаивает наши интересы. В данном случае эта позиция заключается в том, что нам приходится работать в условиях неравноправной конкуренции с поставщиками из ближнего зарубежья, прежде всего из Белоруссии. Вырабатывая сахар не из своего сырья, а из импортного сырца, они везут его в Россию, где получают прибыль не благодаря своей эффективности, а исключительно из-за разницы ввозных пошлин. Это наносит колоссальный ущерб национальной экономике. По нашей оценке, только таможенных платежей мы теряем на $500–600 млн в год.

– Минэкономразвития предлагает сделать Росрезерв ценовым регулятором продовольственного рынка. Сейчас эта функция возложена на Федеральное агентство по регулированию продовольственных рынков при Минсельхозе (ФАРПР), которое несколько раз проводило товарные и закупочные зерновые интервенции. Регулировать предполагается прежде всего сахарный, мясной и зерновой рынки. Вы как крупный производитель и трейдер поддерживаете инициативу ведомства Германа Грефа?

– Мы считаем, что Росрезерву лучше отдать хранение этих товаров, а регулирующие полномочия оставить за Минсельхозом. Организация, которая займется регулированием, всегда должна быть в курсе того, что происходит на рынке, знать конъюнктуру цен, иметь информацию о наличии товарных остатков и т. д. Сейчас Росрезерв профессионально справляется с госзакупками и их хранением, в том числе для Минобороны. А те же интервенции несут в себе другую функцию. Это не обеспечение госорганов, а регулирование товарного рынка. У Росрезерва есть четкий план закупок и поквартальные нормативы отпуска продукции. Он научился правильно выстраивать тендеры и аукционы, умеет добиваться оптимальных закупочных цен. Но это имеет опосредованное отношение к регулированию рынка. Данную сторону гораздо лучше представляет себе Минсельхоз. Там знают, какая у нас урожайность, сколько выросло сельхозпродукции, какие у страны потребности в импорте или возможности для экспорта.

– Другими словами, лучше оставить все как есть.

– Не совсем так. На наш взгляд, был бы оптимален разумный симбиоз: например, Минсельхоз будет только закупать продукцию (в том числе для нужд Росрезерва), а Росрезерв – хранить ее. Просто сегодня у него объемы закупок гораздо меньше планируемых в рамках тех же интервенций Минсельхоза. Вопрос не в том, каких товаров и сколько будут закупать, а в том, хватит ли для их хранения складских мощностей.

– До сих пор ФАРПР заключало договоры с элеваторами, где хранило интервенционные запасы, и проблем с мощностями, вроде бы, не возникало. Другое дело, как агентство справлялось с функцией регулятора? У участников рынка нет единого мнения на этот счет.

– Если говорить о зерне (другие товары в ходе интервенций пока не закупались), то можно поставить твердую «четверку». Первые интервенции 2001 г. проводились с небольшим опозданием, но даже они позволили стабилизировать цены на зерно. До начала госзакупок его рыночная цена не превышала 800 руб./т, а в ходе интервенций выросла до 1,8–2 тыс. руб./т. То есть хотя бы вернулась в пределы себестоимости. А в марте прошлого года прошли товарные интервенции, которые, наоборот, остановили спекулятивный рост: вместо почти 8 тыс. руб./т цены на продовольственную пшеницу вернулись к нормальному уровню 4–5 тыс. руб./т.

Можно высказывать разные оценки о своевременности интервенций, эффективности самого механизма, но в том, что ценовую ситуацию каждый раз удавалось стабилизировать, нет никаких сомнений. Для нас, сахаропроизводителей, этот вопрос тоже актуален. Как и у зерна, у нас есть сезонные пиковые периоды, когда чем больше произведено и собрано, тем сильнее рынок «проседает» по ценам. Существуют большие проблемы по хранению сахара. Например, в прошлом году Россия произвела 2,3 млн т сахара. Поскольку хранить весь этот объем было негде, значительную его часть быстро выбросили на рынок и как следствие «уронили» цены. Вот здесь бы помог Росрезерв с его мощностями.

– Сколько вкладываете в модернизацию сахарных заводов?

– Конкретные цифры назвать трудно, в случае с каждым предприятием это индивидуально. Уверенно можно утверждать лишь то, что стоимость модернизации вполне сопоставима с ценой самого завода в его нынешнем состоянии. Возьмем, к примеру, Успенский сахарный завод в Краснодарском крае. Его рыночную стоимость мы оцениваем в $16–18 млн, а плановый объем инвестиций за 2002–2006 гг. составляет $22 млн. Больше половины вложений уже освоено.

– На какую рентабельность вы рассчитываете, когда инвестиции окупятся?

– Рассчитываем выйти на себестоимость сахара ниже $290/т. Средняя цена на рынке по действующему сахарному режиму, как мы говорили, – $480–520/т. Именно такой «запас прочности» позволит заводу развиваться и конкурировать с импортом. Все равно в долгосрочной перспективе пошлины будут снижаться, а государственная поддержка сокращаться.

– В феврале губернатор Белгородской области Евгений Савченко посоветовал вам подготовить для дальнейшей работы в регионе программу по молочному животноводству. Вы действительно намерены вплотную заняться животноводством? Это соответствует бизнес-стратегии сахарного холдинга?

– Конечно, наша основная деятельность связана с сахаром, то есть с сахарной свеклой, но в сельском хозяйстве необходим комплексный подход. А что касается животноводства, то не только белгородский, но губернаторы всех территорий, где присутствует «Продимекс», заинтересованы в сохранении молочного стада. Мы разделяем озабоченность властей и не заниматься животноводством просто не можем. Это не диверсификация основного бизнеса, а повышение эффективности существующего. Сейчас в наших хозяйствах 20 тыс. голов КРС, средние надои на корову – около 3 тыс. кг в год. Чтобы иметь нормальный доход, нам нужно получать 6–8 тыс. кг, а для этого также необходима модернизация. Кстати, именно это имел в виду Евгений Степанович Савченко.

– Вы будете увеличивать поголовье?

– Будем заменять то, которое есть.

– А сколько и когда планируете вложить в животноводческое направление?

– Если говорить о белгородском проекте, то у нас по плану его начало намечено на 2006–2007 год. По затратам мы точно еще не просчитывали. В любом случае в сравнении с сахарными проектами это незначительная сумма, которую мы обязательно изыщем.

– Вы не задумываетесь над тем, чтобы сделать холдинг публичной компанией?

– Пока мы к этому не готовы. Это вопрос времени, вопрос рыночной конъюнктуры. Сейчас компания будет явно недооценена, и выходить, к примеру, на IPO в такой ситуации невыгодно. Думаю, в 2007 или 2008 годах мы будем иметь точные планы на этот счет.

– Каких оборотов и прибыли от работы холдинга вы ожидаете в этом году?

– В последние годы наши обороты составляют $500–550 млн в год, EBITDA [прибыль до налогообложения. – Примеч. ред.] – $40–45 млн. К моменту выхода на публичный рынок обороты планируем на уровне $600–620 млн, а EBITDA до $100-110 млн


справка
Группа «Продимекс»

Образована в 1992 г. как торговая компания, специализировавшаяся на импорте белого сахара, сахарасырца и его переработке на давальческой основе. С 1996 г. «Продимекс» приступил к созданию вертикально интегрированного холдинга, охватывающего импорт сырца и заготовку сахарной свеклы, производство сахара на собственных заводах и реализацию продукции через собственную сбытовую сеть. Сейчас через эту сеть реализуется более 70% вырабатываемого холдингом сахара.

Компания владеет 21 сахарным заводом в Воронежской, Белгородской, Тульской и Самарской областях, Краснодарском, Ставропольском и Алтайском краях, Республиках Адыгея и Башкортостан. С 2001г. присутствует на рынке Украины. «Продимексу» также принадлежит завод по производству лимонной кислоты и пять агрокомпаний (выращивают сельхозпродукцию на арендованных сельхозугодьях общей площадью свыше 120 тыс. га).

За последние шесть лет «Продимекс» инвестировал в развитие бизнеса, по собственным данным, более $90 млн. Годовой оборот составляет более $500 млн, EBITDA – свыше $40 млн. Свою долю на рынке сахарной свеклы холдинг оценивает в 18–20%, сахара-сырца – в 12–14%. Предприятиями группы управляет ОАО «Продимекс-Холдинг».


биография
Владимир Иванович Пчёлкин, генеральный директор ОАО «Продимекс-Холдинг»

Родился 13 июня 1960 года в г. Буй Костромской обл. В 1982 г. окончил Киевское Высшее Инженерное радиотехническое училище ПВО. С 1982 по 1993 г. проходил службу в Вооруженных Силах. С ноября 1993 г. – гендиректор компании «Продимекс».

Женат, имеет дочь. В свободное время занимается художественной фотографией и спортом.